DOI Seite / Zitierlink:
https://doi.org/10.11588/diglit.55687#0427
Крутые маршруты русских художников-эмигрантов, ушедших на Запад...
423
белорусского искусства и литературы в Москве.
По итогам декадной выставки Пашкевич был
награжден весной 1941 года орденом Трудово-
го Красного знамени. Собственно, этот орден
и сыграл по-своему роковую роль в жизни ху-
дожника. Когда началась война и немцы, стре-
мительно продвинувшись на восток, заняли
Минск, он с семьей еще находился в деревне
под Минском, где они отдыхали каждое лето.
«(...) Здесь дошла до нас тревожная весть о том,
что Минск занят немецкими войсками, - вспо-
минает Пашкевич. - Охваченные паникой, мы
попробовали бежать в сторону Гомеля, но и там
уже были солдаты в серых немецких мундирах.
Мы с ужасом поняли, что находимся на терри-
тории, оккупированной врагом. Для опасений
были все основания. Как советского ордено-
носца, меня в любую минуту могли опознать
и выдать, а это грозило гибелью и мне, и моей
семье. Мы с женой решили, что самым лучшим
для нас вариантом будет перебраться в Литву
(...) Пережив все трудности опасного пути, мы
все же добрались до Каунаса. Литовцы приня-
ли нас очень хорошо, помогали нам, чем могли,
а художники пригласили участвовать на выстав-
ках».5 Летом 1944 года вместе с большой частью
представителей литовской творческой интелли-
генции он ушел в эмиграцию - в литовскую, а не
в белорусскую эмиграцию.
Окружающая действительность (дороги ухо-
да из Литвы, лагерный быт, городская и сель-
ская повседневность послевоенной Баварии
с ее неожиданными масками гротеска - жизнь,
оставшаяся в прошлом, и жизнь, начинавшаяся
заново) нашла сильный эмоциональный отклик
в творчестве Пашкевича. Лирические мотивы
и романтические настроения (разлитые, напри-
мер, в композиции Голубая комната, 1944) в его
живописи и графике все чаще вытесняются обра-
зами, в которых ощутим жесткий сатирический
оскал - самой действительности, недоброй,
некрасивой, и субъективного восприятия этой
действительности, обманчивым миражам кото-
рой невозможно верить. Ее пугающее обличье,
почти звериное, почти дьявольское, проявляет-
ся в самых неожиданных «масках», чудовищ-
ных комбинациях мертвой натуры и звериных
мотивов, в гримасе-улыбке черного Трубочиста
Илл. 1. Николай Пашкевич, Трубочист, 1945, бумага, пастель,
71 х 51 см, собственность семьи художника,
Нью-Йорк
(1945, илл. 1), в грубых развлечениях и серых
буднях баварских крестьян.
«Вторая эмиграция» - жизнь в Америке
начинается для Пашкевича с переезда в Нью-
Йорк в 1949 году. Нельзя сказать, что с этим
переездом наступает безоблачный период в его
жизни. «Чистое искусство» не приносит зара-
ботка, и чтобы выжить и прокормить семью, ему
приходится работать в строительных и коммер-
ческих фирмах, занимаясь живописью и графи-
кой лишь в свободное время. Судя по тому, что
из 65-ти произведений, включенных в изданный
в конце его жизни монографический альбом,6
только четыре отмечены как «находящиеся
в частном собрании Майкла Станлея» (осталь-
ные являются собственностью художника), -
ему нелегко было найти покупателя для своих
работ. Этот факт, однако, не ставит под сомне-
ние их высокую художественную ценность, ко-
торую понимали знатоки искусства и отмечали
специалисты (может быть, чуть запоздавший
во времени, но довольно точный комментарий
к творчеству Пашкевича содержат включенные
в этот альбом статьи «Художник души и фор-
5 Paśkevićius (1994: 16).
6 Mykolas Paśkevićius (1994).
423
белорусского искусства и литературы в Москве.
По итогам декадной выставки Пашкевич был
награжден весной 1941 года орденом Трудово-
го Красного знамени. Собственно, этот орден
и сыграл по-своему роковую роль в жизни ху-
дожника. Когда началась война и немцы, стре-
мительно продвинувшись на восток, заняли
Минск, он с семьей еще находился в деревне
под Минском, где они отдыхали каждое лето.
«(...) Здесь дошла до нас тревожная весть о том,
что Минск занят немецкими войсками, - вспо-
минает Пашкевич. - Охваченные паникой, мы
попробовали бежать в сторону Гомеля, но и там
уже были солдаты в серых немецких мундирах.
Мы с ужасом поняли, что находимся на терри-
тории, оккупированной врагом. Для опасений
были все основания. Как советского ордено-
носца, меня в любую минуту могли опознать
и выдать, а это грозило гибелью и мне, и моей
семье. Мы с женой решили, что самым лучшим
для нас вариантом будет перебраться в Литву
(...) Пережив все трудности опасного пути, мы
все же добрались до Каунаса. Литовцы приня-
ли нас очень хорошо, помогали нам, чем могли,
а художники пригласили участвовать на выстав-
ках».5 Летом 1944 года вместе с большой частью
представителей литовской творческой интелли-
генции он ушел в эмиграцию - в литовскую, а не
в белорусскую эмиграцию.
Окружающая действительность (дороги ухо-
да из Литвы, лагерный быт, городская и сель-
ская повседневность послевоенной Баварии
с ее неожиданными масками гротеска - жизнь,
оставшаяся в прошлом, и жизнь, начинавшаяся
заново) нашла сильный эмоциональный отклик
в творчестве Пашкевича. Лирические мотивы
и романтические настроения (разлитые, напри-
мер, в композиции Голубая комната, 1944) в его
живописи и графике все чаще вытесняются обра-
зами, в которых ощутим жесткий сатирический
оскал - самой действительности, недоброй,
некрасивой, и субъективного восприятия этой
действительности, обманчивым миражам кото-
рой невозможно верить. Ее пугающее обличье,
почти звериное, почти дьявольское, проявляет-
ся в самых неожиданных «масках», чудовищ-
ных комбинациях мертвой натуры и звериных
мотивов, в гримасе-улыбке черного Трубочиста
Илл. 1. Николай Пашкевич, Трубочист, 1945, бумага, пастель,
71 х 51 см, собственность семьи художника,
Нью-Йорк
(1945, илл. 1), в грубых развлечениях и серых
буднях баварских крестьян.
«Вторая эмиграция» - жизнь в Америке
начинается для Пашкевича с переезда в Нью-
Йорк в 1949 году. Нельзя сказать, что с этим
переездом наступает безоблачный период в его
жизни. «Чистое искусство» не приносит зара-
ботка, и чтобы выжить и прокормить семью, ему
приходится работать в строительных и коммер-
ческих фирмах, занимаясь живописью и графи-
кой лишь в свободное время. Судя по тому, что
из 65-ти произведений, включенных в изданный
в конце его жизни монографический альбом,6
только четыре отмечены как «находящиеся
в частном собрании Майкла Станлея» (осталь-
ные являются собственностью художника), -
ему нелегко было найти покупателя для своих
работ. Этот факт, однако, не ставит под сомне-
ние их высокую художественную ценность, ко-
торую понимали знатоки искусства и отмечали
специалисты (может быть, чуть запоздавший
во времени, но довольно точный комментарий
к творчеству Пашкевича содержат включенные
в этот альбом статьи «Художник души и фор-
5 Paśkevićius (1994: 16).
6 Mykolas Paśkevićius (1994).