DOI Page / Citation link:
https://doi.org/10.11588/diglit.55687#0098
94
Михаил Г. Талалай
ке с красноречивым титулом Вассо е sirene {Вакх
и русалки).1
Однако за внешне удачной интеграцией стоял
драматический опыт: еще в 1919 году. Семенова
пытались депортировать из Италии из-за отсут-
ствия вида на жительство (в действительности,
в нем подозревали «красного» агента - эти по-
дозрения позднее разделяли и многие «белые»
эмигранты). Вне сомнения, именно «дамоклов
меч» депортации подвиг литератора в дальней-
шем на сотрудничество с секретными службами
муссолиниевского режима, продолжавшееся
вплоть до падения режима.2 3
Перед смертью он написал странное завеща-
ние - «Прошу похоронить меня в море, так как
в своей жизни я съел столько рыбы, что будет
правильно, если рыба съест меня». Однако его
вдова отказалась выполнить такую экзотиче-
скую последнюю волю, и Семенова похоронили
вполне по-христиански, на местном кладбище.
Немаловажно, что Семенов был хорошо
знаком с польской литературной культурой -
по сути дела, он стал открывателем для России
творчества Пшибышевского. Осуществив пер-
вые переводы (неизвестно, впрочем, знал ли
Семенов польский язык или пользовался под-
строчником), он на свой страх и риск добился
их публикации, за которой последовал оглуши-
тельный успех польского писателя у русской ау-
дитории. Интересно, что на самого переводчика
Пшибышевский оказал такое сильное влияние,
что все собственные попытки литературного
творчества у Семенова стали считаться эпигон-
ством - так и его вышеупомянутый главный
труд, Вакх и русалки, вышедший первоначально
на итальянском, - это смесь эротики, авантю-
ризма, декадентства, как полагали критики,
именно в духе Пшибышевского.
Соседом Семенова был участник Граждан-
ской войны, живописец-самоучка Иван Пан-
кратьевич Загоруйко (1896-1964), родом из
Екатеринослава, который в конце 1920-х годов
обосновался в том же Позитано. Талантливый
пейзажист, он писал и портреты местных жи-
2 Semenoff (1950). Роман переведен на русс. яз. и с на-
званием Вакх и сирены опубликован биографом М. Семе-
нова римским исследователем Владимиром Исидорови-
чем Кейданом (НЛО, Москва 2006). Отдельные заметки
и репортажи Семенова собраны в книгу: Semenov (2010).
3 Сотрудничество Семенова с секретной полицией Мус-
солини OYRA вскрыл в римских архивах В. И. Кейдан.
телей, а также виды покинутой России. Ему
принадлежит и большое трагическое полотно
символического значения: отрубленные головы
витязей на поле, заросшем чертополохом, на
фоне горящего Кремля. Известно, что в сере-
дине 1930-х годов Загоруйко посетил Польшу:
он совершил большую поездку по Восточной
Европе, в ностальгии по России - последним
пунктом его дальнего маршрута стал русский
Валаамский монастырЕ, на Ладожском озере, ко-
торый тогда находился в границах Финляндии
(сохранились его пейзажи Валаама).
Художник пользовался определенным успе-
хом, но его судьба серьезно изменилась во вре-
мя Второй мировой войны, когда фашистские
власти решили удалить иностранцев из страте-
гических зон, в том числе с Амальфитанского
побережья: они опасались, что те будут пода-
вать тайные знаки англо-американской авиации
и субмаринам. Наиболее эффективным сред-
ством защиты в тот период стали фальшивые
справки о болезнях: такую бумагу предоставил
в полицию и Загоруйко. В итоге ему разрешили
остаться в Позитано, но он был вынужден под-
писать т.н. «Verbale di diffida» (Предупреди-
тельный протокол), в соответствии с которым
ему запрещалось принимать гостей у себя дома,
уходить за городскую черту Позитано и писать
картины на пленэре. Пейзажи служили основ-
ной тематикой живописца, и для него насту-
пили голодные времена. С окончанием войны
Загоруйко вновь деятельно включился в художе-
ственную жизнь (илл. 1). Он жил один, и после
его смерти соседи-итальянцы соорудили для ху-
дожника красивое надгробие, с фразой, которую
они часто от него слышали: Соте bello il mondo
di Dio - «Как прекрасен Божий мир».
Его коллега по искусству и судьбе, художник
Василий Николаевич Нечитайлов (1888-1980),
обосновался в этих краях, вероятно, благодаря
знакомству с Загоруйко. Первые эмигрантские
годы он провел в Болгарии, затем перебрал-
ся во Францию (илл. 2), а в 1939 году, после
кратковременного туринского периода, посе-
лился на Амальфитанском берегу. Оба худож-
ника завоевали признание в этом краю, но их
пути были различны: если Загоруйко писал
натуру и портреты, то Нечитайлов сосредо-
точился на религиозной живописи. К концу
1930-х годов относится его сближение с мест-
ным духовенством и переход в католичество.
Михаил Г. Талалай
ке с красноречивым титулом Вассо е sirene {Вакх
и русалки).1
Однако за внешне удачной интеграцией стоял
драматический опыт: еще в 1919 году. Семенова
пытались депортировать из Италии из-за отсут-
ствия вида на жительство (в действительности,
в нем подозревали «красного» агента - эти по-
дозрения позднее разделяли и многие «белые»
эмигранты). Вне сомнения, именно «дамоклов
меч» депортации подвиг литератора в дальней-
шем на сотрудничество с секретными службами
муссолиниевского режима, продолжавшееся
вплоть до падения режима.2 3
Перед смертью он написал странное завеща-
ние - «Прошу похоронить меня в море, так как
в своей жизни я съел столько рыбы, что будет
правильно, если рыба съест меня». Однако его
вдова отказалась выполнить такую экзотиче-
скую последнюю волю, и Семенова похоронили
вполне по-христиански, на местном кладбище.
Немаловажно, что Семенов был хорошо
знаком с польской литературной культурой -
по сути дела, он стал открывателем для России
творчества Пшибышевского. Осуществив пер-
вые переводы (неизвестно, впрочем, знал ли
Семенов польский язык или пользовался под-
строчником), он на свой страх и риск добился
их публикации, за которой последовал оглуши-
тельный успех польского писателя у русской ау-
дитории. Интересно, что на самого переводчика
Пшибышевский оказал такое сильное влияние,
что все собственные попытки литературного
творчества у Семенова стали считаться эпигон-
ством - так и его вышеупомянутый главный
труд, Вакх и русалки, вышедший первоначально
на итальянском, - это смесь эротики, авантю-
ризма, декадентства, как полагали критики,
именно в духе Пшибышевского.
Соседом Семенова был участник Граждан-
ской войны, живописец-самоучка Иван Пан-
кратьевич Загоруйко (1896-1964), родом из
Екатеринослава, который в конце 1920-х годов
обосновался в том же Позитано. Талантливый
пейзажист, он писал и портреты местных жи-
2 Semenoff (1950). Роман переведен на русс. яз. и с на-
званием Вакх и сирены опубликован биографом М. Семе-
нова римским исследователем Владимиром Исидорови-
чем Кейданом (НЛО, Москва 2006). Отдельные заметки
и репортажи Семенова собраны в книгу: Semenov (2010).
3 Сотрудничество Семенова с секретной полицией Мус-
солини OYRA вскрыл в римских архивах В. И. Кейдан.
телей, а также виды покинутой России. Ему
принадлежит и большое трагическое полотно
символического значения: отрубленные головы
витязей на поле, заросшем чертополохом, на
фоне горящего Кремля. Известно, что в сере-
дине 1930-х годов Загоруйко посетил Польшу:
он совершил большую поездку по Восточной
Европе, в ностальгии по России - последним
пунктом его дальнего маршрута стал русский
Валаамский монастырЕ, на Ладожском озере, ко-
торый тогда находился в границах Финляндии
(сохранились его пейзажи Валаама).
Художник пользовался определенным успе-
хом, но его судьба серьезно изменилась во вре-
мя Второй мировой войны, когда фашистские
власти решили удалить иностранцев из страте-
гических зон, в том числе с Амальфитанского
побережья: они опасались, что те будут пода-
вать тайные знаки англо-американской авиации
и субмаринам. Наиболее эффективным сред-
ством защиты в тот период стали фальшивые
справки о болезнях: такую бумагу предоставил
в полицию и Загоруйко. В итоге ему разрешили
остаться в Позитано, но он был вынужден под-
писать т.н. «Verbale di diffida» (Предупреди-
тельный протокол), в соответствии с которым
ему запрещалось принимать гостей у себя дома,
уходить за городскую черту Позитано и писать
картины на пленэре. Пейзажи служили основ-
ной тематикой живописца, и для него насту-
пили голодные времена. С окончанием войны
Загоруйко вновь деятельно включился в художе-
ственную жизнь (илл. 1). Он жил один, и после
его смерти соседи-итальянцы соорудили для ху-
дожника красивое надгробие, с фразой, которую
они часто от него слышали: Соте bello il mondo
di Dio - «Как прекрасен Божий мир».
Его коллега по искусству и судьбе, художник
Василий Николаевич Нечитайлов (1888-1980),
обосновался в этих краях, вероятно, благодаря
знакомству с Загоруйко. Первые эмигрантские
годы он провел в Болгарии, затем перебрал-
ся во Францию (илл. 2), а в 1939 году, после
кратковременного туринского периода, посе-
лился на Амальфитанском берегу. Оба худож-
ника завоевали признание в этом краю, но их
пути были различны: если Загоруйко писал
натуру и портреты, то Нечитайлов сосредо-
точился на религиозной живописи. К концу
1930-х годов относится его сближение с мест-
ным духовенством и переход в католичество.